Ложь-это то, что их объединяло все это время…

Он врал, она верила.

Он не хотел отступать, она не хотела верить, что может быть как-то иначе.

Ложь-это когда проходишь мимо, хочешь обнять, а между вами стеклянная стенка лжи- твоя неправда и её вера!

Вам было вместе хорошо, как инь и янь, как мышь и сыр, как воздух и вода.

Обнимая друг друга вы чувствовали тепло, исходящее из нутрии, как будто обнимаешь человека родного, как мать или отец.

Но понимаете, что вас объединяет что-то неискреннее и от этого еще противнее.

Бросаете, но это как наркотик, когда в завязке хочется еще больше.

Наркотик физический – это влечение, которое безусловно объединяло их больше всего.

Разговоры не о чем и о обо всем — являлись их частью, часы, минуты, секунды- целая вечность могла соединить их разговоры.

Как казалось понимание во всем.

Для нее ничего не жалко, и в тоже время жалко все, что для него дорого- то бишь свобода.

Ей жалко ничего для него, и в тоже время жалко все, что так ей дорого – чести.

Но увы, как ни тянуло их друг другу именно эти две вещи унесут их на разные части этого мира.

Он будет слушать про нее и умирать для нее.

Она будет слушать и учится жить без него.

Как ни странно, люди расстаются, даже не смотря на то, что говорили друг другу.

Мне больно, как ты не понимаешь?
Слушай — биения сердца нет, дыхание чуть теплое, пульс одной полосой на экране монитора.
Ну как можно за год не узнать меня совсем? Не понимать, что я у м и р а ю?
Я не могу больше найти тебе оправданий. Ни для себя, ни для других.
Я не могу больше верить тебе и в тебя.
Я не могу.
Я так сильно тебя люблю и так привязалась. Люблю больше, чем себя, веришь?
Никому ты не веришь.
Не видишь моих слез, не чувствуешь дрожи легких.
Ледяной город заморозил тебя, будто Снежная королева поцеловала.
Вырви льдинку из сердца, посмотри в меня!
Твоя душевная глухота и слепота оставляет чувство безнадежности.
Исчезни навсегда.
Я тебя люблю.
Вернись.

Немое молчание — это когда она молчит, отвернувшись к стене, размазывая тушь с заплаканных ресниц. Когда за нависшей тишиной скрывается то, о чем ты можешь только догадываться. Когда она не убирает твою руку со своего плеча, она ее просто не замечает. Когда ты понимаешь, что не прав. Когда ты не можешь сказать то, что должен. Что тебе очень жаль, что ты сволочь и свинья, что ты не должен был этого делать или говорить, что такого больше не повторится… И главное — что ты любишь ее. Любишь так сильно, как никто другой, и худшая пытка для тебя — смотреть на нее, когда она маленьким подрагивающим комочком забилась в угол дивана, спасаясь от твоего непонимания. Ты тупо смотришь на нее, ожидая, что она будет кричать, ругать тебя и говорить, говорить, говорить… Но слышишь только тишину. Ты обнимаешь ее за плечи, целуешь волосы, шею… Пусть она вырвется и ударит, пусть резкий звук пощечины уничтожит тишину, которую ты так боишься. Тебе страшно, что однажды тишина прекратится только одним словом, которое отнимет все, что у тебя было… Ты представляешь, как она, не подымая головы, тихо скажет: «Уходи...» и обнимаешь ее еще крепче, будто пытаясь удержать от этих мыслей, не дать ей сделать то, что давно заслуживаешь. Ты просишь прощения каждой клеточкой своего тела, каждым движением, каждым ударом сердца, но не словами — она уже давно не верит твоим словам, столько раз приносившим ей боль. Вы слушаете тишину и свои мысли. Ты думаешь о себе и о ней, она — о тебе и о себе. Ты никогда не поймешь разницы, она никогда не станет тебе объяснять. Из двоих всегда кто-то любит больше, наверное, тот, кто прощает. Ты не простил бы ее, загоняя свои чувства в угол, отгораживаясь от них заборами гордости и колючей проволокой самолюбия. Твои чувства никогда не были свободны, они всегда были в заточении, маясь арестантской бледностью и слабостью. И тем не менее ты любишь… Пусть так, пусть неправильно, грубо, жестоко, беспринципно, эгоистично, по-своему, но любишь… Жаль что она не слышит твоих мыслей, ведь мысли не лгут. Сейчас не лгут...
Ты слышишь как она, чуть приподняв голову, еле слышно говорит: «ненавижу тебя...» и целуешь соленые щеки, шепотом повторяя ее имя. Тишины больше нет...
Она простила тебя… Снова в последний раз…

Спрашиваешь, почему я плачу?.. От того, что умирает любовь, а я ничего не могу сделать, что бы это остановить… Мне очень больно смотреть на то, как умирает то, что меня так долго согревало… Я бы хотела это прекратить,…но у меня для этого недостаточно сил… мне нужна помощь… твоя помощь… а ты наоборот, только все усугубляешь.… Почему ты так делаешь, скажи? Неужели тебе совсем ее не жалко??? Это же часть нас…Часть тебя и меня… а ты все сильнее и глубже втаптываешь это в грязь…
Спрашиваешь, почему я плачу?.. От того, что я устала бороться… Да, я устала бороться за счастье…Я не настолько сильна, насколько хочу казаться… На самом деле, я очень слабая, а ты не можешь этого понять…. Точнее не пытаешься… Ты по-прежнему живешь своими иллюзиями… Ну, наверно тебе так больше нравится… А я не в праве тебе запретить…Спрашиваешь, почему я плачу?.. От того, что я устала любить…. Любить тебя безответно…

 

Что ты знаешь о моих чувствах?
О том, как я у м и р а л а ночами без тебя,
как рвала сердце неконтролируемой любовью,
как писала тебе письма полные нежности и сжигала/стирала/уничтожала,
как вжималась в тебя на доли секунд и как была счастлива этой малости?
Что ты знаешь о том, как я тебя ненавидела, когда ты был не со мной,
о том, какой ценой давались мне все твои предательства и прощения?
Что ты можешь знать о том, как я сохраняла внутри себя каждое прикосновение ресниц, губ и рук,
о том, как терзала себя ревностью, догадками и болью,
о том, сколько слез выплакано и выстрадано?
Что ты вообще знаешь о моей любви?
Что ты вообще знаешь о любви?

Что ты вообще знаешь?...

 

чтобы влюбиться нужно всего лишь мгновение..
лишь легкое прикосновение нежности к твоей усталой душе,
всего лишь мновение. ты даже не успеваешь сказать «раз», и вдруг понимаешь, что ты попал...
чтоб полюбить нужно полностью забыть о себе хоть на мгновение..
когда это мгновение тянется вечность и стук сердца такой, что не слышно даже самой громкой музыки.
когда от слова «скучаю» все внутри сжимается и хочется кричать, когда все вокруг другого цвета… и нет никого, кроме «я+ты»
когда каждая миилисекунда — тебе
чтоб разлюбить не нужно времени… нужно время чтобы научиться жить со своей любовью.
разлюбить можно мороженое или даже время года… но не тебя.

Я люблю тебя… Мне кажется, я любила тебя всегда — до всемирного потопа, до сотворения неба и земли и даже до самого времени. И я не устаю повторять тебе это, каждый день вкладывая в эти три простеньких слова сакральные крупинки нового смысла.

Я люб-лю те-бя. Обращённые к тебе, эти звуки удивительно легко слетают с губ, ибо не отягощены смятением, неуверенностью, кокетством, ревностью, страхом утраты, страстью, похотью или жертвенностью. И отнюдь не лукавство, жалость, зависимость или корысть щекочут ими мои млеющие от нежности уста — я просто люблю тебя, и эта нетрудная фраза одинаково сладким нектаром будоражит вкусовые рецепторы языка на всех одиннадцати подвластных моему произношению наречиях.

Я люблю тебя. И по моим жилам бежит солнце. Ты молча заплетаешь мне дивные гладкие косы, и мои неумолимо прямые волосы податливо и мягко вьются огненными языками в твоих пальцах. Позже эти косы распадаются на русалочьи волнистые пряди, пахнущие речной водой и твоей кожей, и несколько дней я хожу по улицам с блуждающей улыбкой, уткнув в них нос, словно старая вымуштрованная пристяжная.

Я люблю тебя… И эта любовь даже отдалённо не напоминает что-то, когда-либо уже случавшееся со мной — никогда ещё во мне так жарко и ласково не трепетало нежнейшее шёлковое пламя при упоминании одного-единственного человеческого имени. Поэтому я никогда не произношу его вслух, мой маленький бог Огня.

Я люблю тебя — без надрыва, без одержимости, без угара, без ненужных обещаний и дежурных клятв. В общепринятом понимании нам никогда не бывать вместе, но это-то как раз и связывает нас крепкой пульсирующей пуповиной, никогда не стягивавшей петлями наших шей. С тобой одним мне доступна непозволительная роскошь — быть беззащитной, быть слабой, быть собой. И просто быть…

Я люблю тебя. Спокойнее и блаженнее всего на свете я чувствую себя в твоей постели. И это признание не заливает краской моих щёк — всякий раз я тихо засыпаю подле тебя, трогательно оберегаемая и лелеемая, в младенческой неге, крепко прижав к устам твою сильную тёплую руку… С тобой я не стесняюсь ни своего обнажённого тела, ни своей обнажённой души — того и другого ты касаешься осторожно, бережно и деликатно, и от каждого твоего короткого мягкого поцелуя в солнечном сплетении закипает новая маленькая смешливая звёздочка, толчками разливающая по мышцам и венам восторженный ласковый воск. И невинную прелесть этого моего некрепкого, но сладостно безмятежного сна не оскверняет даже тень плотского вожделения. И вовсе не потому, что язык моего тела вскормил благословенный остров Лесбос, а огонь твоих чресел пылает в суровой мужской одухотворённости порочно-чистых ликов Содома и рафаэлитов. Ты научил меня жить сегодняшним днём, не смущаясь сиюминутных порывов и ощущений, дал мне другое будущее и совсем иное зрение, не нарушив, однако, целостности даже самой мельчайшей грани моей души.

Я люблю тебя. Я люблю тебя… И как хорошо, что в светлых недрах этой любви нет и ничтожной доли слепящего и опустошающего марева влюблённости. Познавая тебя, я радуюсь и каким-то твоим недостаткам, вернее, своей бесповоротной готовности любить и их…

Когда-нибудь у нас с тобою будут дети — несчастные прекрасные люди с иконописными чертами и ангельскими взорами, зачатые в райской нежности невенчанных. Когда-нибудь… А сейчас я люблю тебя. И недавно крылом невиданной бабочки меня обожгла неожиданная мечта — я хочу, чтобы крошечное влажное существо, которое, пройдя сквозь кровавый ад рождения, выскользнет из моего лона, впервые подняв припухшие маленькие веки, серьёзно и пронзительно посмотрело на меня твоими глазами…

Что такое безответная любовь?

Это когда ты смотришь в глаза Любимому, а в них пустота, или того хуже — скука… Это когда ты обнимаешь холодное безразличное тело, пытаясь вдохнуть в него хоть кусочек того тепла, той нежности, что живет в тебе… Это когда звонишь вечером по заученному наизусть мобильному номеру (глупо! кто сейчас запоминает телефоны?), а в ответ слышишь «Прости, я устал. Перезвоню завтра»… Это когда считаешь минуты до окончания не своей, а Его работы(учебы) в надежде, что потом, может быть, вы увидитесь… Это когда ты просто выть хочешь от невозможности что-либо изменить… Это когда физическая боль пронизывает тебя при взгляде на Его фото… Это когда просыпаешься с мокрыми глазами… Это когда ты утро ненавидишь больше, чем вечер… Это когда у тебя к горлу подкатывает комок и дышать становится противно от одной мысли о том, другом...

Она так изменилась. Ради тебя.

Она перестала слушать Диму Билана, Сергея Лазарева и Влада Топалова. В ее наушниках теперь читают рэп о жизни Гуф, Баста и Центр.

Она перестала смотреть сериалы. Теперь она включает телевизор только когда там какой-то футбольный матч, о котором ты проговорил 40 минут во время вашей последней встречи.

Она перестала читать Cosmopolitan и Glamour и отписалась от рассылки «Новости шоу-бизнеса». Теперь она все чаще просматривает журналы об автомобильных новинках и вместе с тобой едет покупать зимнюю резину.

Она больше не планирует свою свадьбу, раз в месяц покупая журнал «Wedding». Потому что с тобой ничего планировать нельзя.

Она больше не смотрит романтические комедии и мелодрамы. Потому что ты выбираешь ужасы. И она закрывает глаза и молча сжимает твою руку, пока ты искренне наслаждаешься зрелищем.

Она перестала пить водку, когда плохо. Потому что ты сказал, что девушки не должны пить такие напитки, порекомендовав ей Hennessy и Red Label. Лучше бы ты сказал ей, что пить вообще плохо.

Она больше не встречается со своими друзьями из двора и не пьет с ними пиво, вспоминая какими они были. Ты сказал, что вместе с тобой в ее жизнь должны войти новые друзья. А про пиво вообще промолчал. Сочувственно покачал головой. Но она и без слов все поняла. Девушкам не полагается. Ты так решил. Значит так и будет.

Она больше не курит. Потому что ты не уважаешь девушек с сигаретами. Хотя сам выкуриваешь полторы пачки в день. Она жует антиникотиновую жвачку и с наслаждением вдыхает дым, когда рядом кто-то курит. Но держится.

Она больше не ходит на йогу, потому что ты сказал, что это все хуйня. Теперь 4 раза в неделю она посещает занятия по уличным танцам.

Она больше не плачет, когда ты снова делаешь ей больно. Потому что это не имеет смысла. Ты не подбегаешь к ней с салфетками и не вытираешь слезы со словами «Дорогая, ну прости, прости меня… Это было в последний раз!» Ты вообще считаешь, что женские слезы – бессмысленные. Она, наученная горьким опытом, теперь молча показывает тебе фак и уходит в другую комнату.

Она так изменилась. Ради тебя.

А ты как был блядуном, так им и остался.

Ебешь все что движется, а все что не движется – двигаешь и ебешь. Но если ты узнаешь, что она спала с кем-то кроме тебя… Ты уже все для себя решил. Если такое случится – вместе вас больше не увидят.

Принимаешь наркотики. Но если узнаешь, что нюхала она… Наверное, убьешь. Просто. Ударишь головой об стену и скажешь в ее адрес все матерные слова, которые знаешь.

Я даже не знаю, любишь ты ее или она для тебя новое развлечение.

Еще одна девочка, которую ты подмял под себя.

А ей иногда до крика, до одури хочется включить на всю квартиру диск Smash и новый диск Билана (который она все-таки купила, тайком от тебя, и прячет его в кармане маминого халата) и читать Wedding, любуясь новой коллекцией свадебных платьев.

А ей иногда до крика, до одури хочется курить и пить водку, когда ты снова орешь на нее из-за пустяков.

А ей иногда до крика, до одури хочется собрать всех своих старых друзей, и устроить в квартире просмотр всех частей Такси. И чтобы потом повсюду валялся поп-корн и пустые бутылки от пива.

А ей иногда до крика, до одури хочется бросить брейк-данс и хип-хоп, снова ходить на йогу и записаться на стрип-дэнс.

А ей иногда до крика, до одури хочется бросить тебя. Но она любит. И она с тобой.

Интересно, сколько она еще выдержит ?

Ей восемнадцать, опять не спится — читать романы, курить в окно. Она б и рада отдаться принцу, но принцам, кажется, все равно. Ей, впрочем, тоже почти что пофиг — июнь не скоро, апрель в цвету. На кухне медленно стынет кофе. Дожди, часов равномерный стук.
Ей двадцать восемь, чизкейк и пицца, мартини, праздники круглый год. Она б и рада отдаться принцу, но вечно как-то не до того. Карьера, фитнесс, чужие сплетни: «А он и, правда, хорош живьем?». Еще немного — и будет лето, а все, что после, переживем.
Ей тридцать восемь, будильник злится, но спешка, в общем-то, ни к чему. Она б и рада отдаться принцу, но рядом кот и храпящий муж. Зарядка, ванна, газета, график, обед: вино и горячий мед. А лето смотрит из фотографий, хотя казалось, что не пройдет.

Ей сорок восемь, опять не спится, снотворных куча, а толку – ноль. Она б и рада отдаться принцу, но тут как тут головная боль. И она носит свой гордый профиль: в постель – сама, из нее – сама. На кухне медленно стынет кофе, какое лето? – почти зима.