Я люблю тебя… Мне кажется, я любила тебя всегда — до всемирного потопа, до сотворения неба и земли и даже до самого времени. И я не устаю повторять тебе это, каждый день вкладывая в эти три простеньких слова сакральные крупинки нового смысла.

Я люб-лю те-бя. Обращённые к тебе, эти звуки удивительно легко слетают с губ, ибо не отягощены смятением, неуверенностью, кокетством, ревностью, страхом утраты, страстью, похотью или жертвенностью. И отнюдь не лукавство, жалость, зависимость или корысть щекочут ими мои млеющие от нежности уста — я просто люблю тебя, и эта нетрудная фраза одинаково сладким нектаром будоражит вкусовые рецепторы языка на всех одиннадцати подвластных моему произношению наречиях.

Я люблю тебя. И по моим жилам бежит солнце. Ты молча заплетаешь мне дивные гладкие косы, и мои неумолимо прямые волосы податливо и мягко вьются огненными языками в твоих пальцах. Позже эти косы распадаются на русалочьи волнистые пряди, пахнущие речной водой и твоей кожей, и несколько дней я хожу по улицам с блуждающей улыбкой, уткнув в них нос, словно старая вымуштрованная пристяжная.

Я люблю тебя… И эта любовь даже отдалённо не напоминает что-то, когда-либо уже случавшееся со мной — никогда ещё во мне так жарко и ласково не трепетало нежнейшее шёлковое пламя при упоминании одного-единственного человеческого имени. Поэтому я никогда не произношу его вслух, мой маленький бог Огня.

Я люблю тебя — без надрыва, без одержимости, без угара, без ненужных обещаний и дежурных клятв. В общепринятом понимании нам никогда не бывать вместе, но это-то как раз и связывает нас крепкой пульсирующей пуповиной, никогда не стягивавшей петлями наших шей. С тобой одним мне доступна непозволительная роскошь — быть беззащитной, быть слабой, быть собой. И просто быть…

Я люблю тебя. Спокойнее и блаженнее всего на свете я чувствую себя в твоей постели. И это признание не заливает краской моих щёк — всякий раз я тихо засыпаю подле тебя, трогательно оберегаемая и лелеемая, в младенческой неге, крепко прижав к устам твою сильную тёплую руку… С тобой я не стесняюсь ни своего обнажённого тела, ни своей обнажённой души — того и другого ты касаешься осторожно, бережно и деликатно, и от каждого твоего короткого мягкого поцелуя в солнечном сплетении закипает новая маленькая смешливая звёздочка, толчками разливающая по мышцам и венам восторженный ласковый воск. И невинную прелесть этого моего некрепкого, но сладостно безмятежного сна не оскверняет даже тень плотского вожделения. И вовсе не потому, что язык моего тела вскормил благословенный остров Лесбос, а огонь твоих чресел пылает в суровой мужской одухотворённости порочно-чистых ликов Содома и рафаэлитов. Ты научил меня жить сегодняшним днём, не смущаясь сиюминутных порывов и ощущений, дал мне другое будущее и совсем иное зрение, не нарушив, однако, целостности даже самой мельчайшей грани моей души.

Я люблю тебя. Я люблю тебя… И как хорошо, что в светлых недрах этой любви нет и ничтожной доли слепящего и опустошающего марева влюблённости. Познавая тебя, я радуюсь и каким-то твоим недостаткам, вернее, своей бесповоротной готовности любить и их…

Когда-нибудь у нас с тобою будут дети — несчастные прекрасные люди с иконописными чертами и ангельскими взорами, зачатые в райской нежности невенчанных. Когда-нибудь… А сейчас я люблю тебя. И недавно крылом невиданной бабочки меня обожгла неожиданная мечта — я хочу, чтобы крошечное влажное существо, которое, пройдя сквозь кровавый ад рождения, выскользнет из моего лона, впервые подняв припухшие маленькие веки, серьёзно и пронзительно посмотрело на меня твоими глазами…

Что такое безответная любовь?

Это когда ты смотришь в глаза Любимому, а в них пустота, или того хуже — скука… Это когда ты обнимаешь холодное безразличное тело, пытаясь вдохнуть в него хоть кусочек того тепла, той нежности, что живет в тебе… Это когда звонишь вечером по заученному наизусть мобильному номеру (глупо! кто сейчас запоминает телефоны?), а в ответ слышишь «Прости, я устал. Перезвоню завтра»… Это когда считаешь минуты до окончания не своей, а Его работы(учебы) в надежде, что потом, может быть, вы увидитесь… Это когда ты просто выть хочешь от невозможности что-либо изменить… Это когда физическая боль пронизывает тебя при взгляде на Его фото… Это когда просыпаешься с мокрыми глазами… Это когда ты утро ненавидишь больше, чем вечер… Это когда у тебя к горлу подкатывает комок и дышать становится противно от одной мысли о том, другом...

Она так изменилась. Ради тебя.

Она перестала слушать Диму Билана, Сергея Лазарева и Влада Топалова. В ее наушниках теперь читают рэп о жизни Гуф, Баста и Центр.

Она перестала смотреть сериалы. Теперь она включает телевизор только когда там какой-то футбольный матч, о котором ты проговорил 40 минут во время вашей последней встречи.

Она перестала читать Cosmopolitan и Glamour и отписалась от рассылки «Новости шоу-бизнеса». Теперь она все чаще просматривает журналы об автомобильных новинках и вместе с тобой едет покупать зимнюю резину.

Она больше не планирует свою свадьбу, раз в месяц покупая журнал «Wedding». Потому что с тобой ничего планировать нельзя.

Она больше не смотрит романтические комедии и мелодрамы. Потому что ты выбираешь ужасы. И она закрывает глаза и молча сжимает твою руку, пока ты искренне наслаждаешься зрелищем.

Она перестала пить водку, когда плохо. Потому что ты сказал, что девушки не должны пить такие напитки, порекомендовав ей Hennessy и Red Label. Лучше бы ты сказал ей, что пить вообще плохо.

Она больше не встречается со своими друзьями из двора и не пьет с ними пиво, вспоминая какими они были. Ты сказал, что вместе с тобой в ее жизнь должны войти новые друзья. А про пиво вообще промолчал. Сочувственно покачал головой. Но она и без слов все поняла. Девушкам не полагается. Ты так решил. Значит так и будет.

Она больше не курит. Потому что ты не уважаешь девушек с сигаретами. Хотя сам выкуриваешь полторы пачки в день. Она жует антиникотиновую жвачку и с наслаждением вдыхает дым, когда рядом кто-то курит. Но держится.

Она больше не ходит на йогу, потому что ты сказал, что это все хуйня. Теперь 4 раза в неделю она посещает занятия по уличным танцам.

Она больше не плачет, когда ты снова делаешь ей больно. Потому что это не имеет смысла. Ты не подбегаешь к ней с салфетками и не вытираешь слезы со словами «Дорогая, ну прости, прости меня… Это было в последний раз!» Ты вообще считаешь, что женские слезы – бессмысленные. Она, наученная горьким опытом, теперь молча показывает тебе фак и уходит в другую комнату.

Она так изменилась. Ради тебя.

А ты как был блядуном, так им и остался.

Ебешь все что движется, а все что не движется – двигаешь и ебешь. Но если ты узнаешь, что она спала с кем-то кроме тебя… Ты уже все для себя решил. Если такое случится – вместе вас больше не увидят.

Принимаешь наркотики. Но если узнаешь, что нюхала она… Наверное, убьешь. Просто. Ударишь головой об стену и скажешь в ее адрес все матерные слова, которые знаешь.

Я даже не знаю, любишь ты ее или она для тебя новое развлечение.

Еще одна девочка, которую ты подмял под себя.

А ей иногда до крика, до одури хочется включить на всю квартиру диск Smash и новый диск Билана (который она все-таки купила, тайком от тебя, и прячет его в кармане маминого халата) и читать Wedding, любуясь новой коллекцией свадебных платьев.

А ей иногда до крика, до одури хочется курить и пить водку, когда ты снова орешь на нее из-за пустяков.

А ей иногда до крика, до одури хочется собрать всех своих старых друзей, и устроить в квартире просмотр всех частей Такси. И чтобы потом повсюду валялся поп-корн и пустые бутылки от пива.

А ей иногда до крика, до одури хочется бросить брейк-данс и хип-хоп, снова ходить на йогу и записаться на стрип-дэнс.

А ей иногда до крика, до одури хочется бросить тебя. Но она любит. И она с тобой.

Интересно, сколько она еще выдержит ?

Ей восемнадцать, опять не спится — читать романы, курить в окно. Она б и рада отдаться принцу, но принцам, кажется, все равно. Ей, впрочем, тоже почти что пофиг — июнь не скоро, апрель в цвету. На кухне медленно стынет кофе. Дожди, часов равномерный стук.
Ей двадцать восемь, чизкейк и пицца, мартини, праздники круглый год. Она б и рада отдаться принцу, но вечно как-то не до того. Карьера, фитнесс, чужие сплетни: «А он и, правда, хорош живьем?». Еще немного — и будет лето, а все, что после, переживем.
Ей тридцать восемь, будильник злится, но спешка, в общем-то, ни к чему. Она б и рада отдаться принцу, но рядом кот и храпящий муж. Зарядка, ванна, газета, график, обед: вино и горячий мед. А лето смотрит из фотографий, хотя казалось, что не пройдет.

Ей сорок восемь, опять не спится, снотворных куча, а толку – ноль. Она б и рада отдаться принцу, но тут как тут головная боль. И она носит свой гордый профиль: в постель – сама, из нее – сама. На кухне медленно стынет кофе, какое лето? – почти зима.

Иногда ты звонишь мне. Причем, почти всегда под утро, как раз тогда, когда я засыпаю с тяжелой головой, с мыслями о тебе.
И говоришь со мной.
О друзьях (так странно думать, что когда-то у нас были общие друзья), о работе (что я такая лентяйка, не хочу работать), о погоде (ты говоришь, что хочешь меня увидеть, я отвечаю — на улице холодно. Нет, холодно не на улице).
Ты даже представить себе не можешь и не сможешь никогда, чего мне стоит это надменно — холодное «Привет», да и вообще все слова, что я говорю тебе.
Мне бы стоять на крыше и кричать все слова о тебе, чтобы они вылетели из сердца и поразили глаза кого-нибудь другого (как в «Снежной Королеве)», а не меня.
А я сижу на полу, в свитере, который от моих нервов растянут уже до колен, и вывожу линии на листах бумаги. Потом эти линии перечеркиваю. Потом снова. И так до того, пока вся бумага не станет чернильного цвета.
А потом ты говоришь: «Ладно, мне пора. Я просто хотел узнать, как ты»
А мне так хочется ответить :«Without you i'm Nothing»

А я говорю: «Пока».

здравствуй,
я так давно не говорила с тобой
и уже почти ничего не знаю о тебе
не знаю о чем ты думаешь по утрам, выкуривая первую сигарету
наверно уж точно ты давно не вспоминал меня

здравствуй,
я так давно не смотрела в твои глаза,
что я кажется забываю, что они серого цвета.

здравствуй,
тебя наверно интересует есть ли у меня сейчас кто-то?
нет.
нету.
я сейчас одна
признаюсь…был, и не один.
но это что-то не то, что-то очень короткое
ну ты меня понимаешь.
наверно это просто игрушки, как ты когда-то говорил

здравствуй,
а я иногда думаю о тебе ночами
недавно мне приснилось наше 9мая
я не знаю почему и к чему это.

здравствуй,
мы так давно не гуляли вместе,
что я уже забываю, что такое держать тебя за руку
забываю, как можно чувствовать твоё дыхание

а знаешь, я помню, меня ты тоже когда-то любил.
но ты не вспоминал меня, когда я не писала тебе,

ну, здравствуй.
мы так редко видимся,
иногда задерживаем взгляд друг на друге всего на пару секунд. не более.

а ты и не вспоминал меня наверно.
и, может,
может, ты больше не любишь гулять по каналу и смотреть на уток,
может, ты…

может, ты действительно больше не любишь меня…

стоишь в середине ночи, луна в облаках, и думаешь, что ты не для кого. ты просто есть. не для кого конкретного. и говоришь себе, что сильная, что сама справишься. что девочка умная, что не для кого.

луна в облаках, а ты вдруг думаешь, как ты могла выжить прошлой осенью, как смогла пережить, не сломаться. как вообще могла до того состояния себя довести — девочка умная, а по глупости ведь. и как ты пережила все прочие моменты своей маленькой двадцатиоднолетней жизни. не дается все просто и зачем-то нужны были сложности, заморочки, головные боли и бессонные ночи, такие как эта.

думаешь, как быть завтра: молчать или засунуть свои эмоции в задницу и быть проще. а музыка нихрена сейчас не спасает — все слишком о ком-то. каждая песня кому-то, и только ты одна стоишь на этом чертовом балконе, мерзнешь, и луна в облаках.

столько людей ушло из жизни, столько нужных, столько важных… и столько ушло, но живы. и где-то ходят, курят, смеются. возможно, тоже не спят этой ночью и смотрят на ту же самую луну. только никаким бумерангом не вернуть никого. ушли, по собственному желанию. а внутри я ни одного не отпускала. и с каждым поворотом жизни во мне рушится мир, а потом строится заново. но с другими. и как тяжело подниматься и снова идти, снова верить и дарить. открываться все сложнее, закрываться нет смысла — жизнь дана всего одна. и не назовешь людей глупыми — обидятся. и поводы у всех разные, только следствия одинаковые.

никогда не понимала значения слова факт, а тут поняла: все приходит к одному концу. ты не для кого. умная девочка, полная доброты, света и тепла. совершенно никому ненужного полностью — так, лишь на время… сложно быть мной, когда каждый говорит: ты хорошая, очень хорошая. а в следующий раз просто-напросто хочется ударить человека по лицу: за то, что хорошая. вы, блять, попробуйте день прожить законченным альтруистом, мудрым, советчиком, слушателем и прочей поебенью. херня все.

мне лишь однажды сказали открыто: сука. и это было чертовски приятно. и тепло по всему телу разлилось. сука. да, я сука. я смогла, и все ликовало внутри.

меня когда-то попросили не закрываться в свою ракушку, просили, чтобы было светло, чтобы радовало. а потом исчезли из жизни. вот, и нахер, спрашивается, было просить. я теперь не могу закрыться, как ни пытаюсь. ракушка сломалась.